— Какая непосредственность, — восхищались дамы и мужчины.
Княгиня, смутившаяся, но отнюдь не рассерженная наивной выходкой девочки, притянула ее к себе и заглянула ей в глаза, такие открытые, прекрасные, правдивые, блестевшие детской чистой радостью, проговорила:
— Если ты меня так любишь, девочка, то постарайся же сделать как можно больше приятного твоей старушке начальнице. Отучайся от своих неподходящих для благовоспитанной девочки манер и оставайся в то же время всегда такой же искренней и правдивой. Обещаешь ты мне это?
— О, да! Обещаю! Ведь я вас так люблю! Люблю первую, после дедушки и Сидоренко! — пылко вырвалось из груди Инны. — Сидоренко — это дедушкин денщик, спасший ему жизнь, — тут же предупредительно пояснила она гостям княгини. Последняя с улыбкой взяла в обе руки голову девочки и ласково поцеловала ее черные глаза… Потом, обращаясь к остальным детям, сказала:
— Ну, идите с Богом! Поезжайте домой и помните, что старушка княгиня не всегда может быть такой снисходительной и доброй.
Что это был за праздник! Что был за веселый праздник Рождества! И дедушка приложил, казалось, все старание, чтобы порадовать свою ненаглядную Южаночку. Чего-чего не придумывал он, чтобы потешить Инну в эти полторы недели рождественских каникул. Чудесная нарядная елка. Самые разнообразные подарки-сюрпризы, поездка в цирк, катанье на тройке вместе с Сидоренко и Марьей Ивановной, веселое переряживание по вечерам, в котором принимали деятельное участие, помимо старой дедушкиной гвардии, и Прошка, и длинные, бесконечно-сладкие беседы в тесном семейном кругу.
Южаночка сияла от счастья. Мелькавшие быстрой чередой рождественские праздники казались девочке сладким, золотым сном. Незаметно промчались они. Золотой сон прервался и готовился перейти в серую, скучную действительность. Надо возвращаться в институт. Но и в самый день отъезда счастье решило, казалось, побаловать Инну.
Утром, лишь только Южаночка успела проснуться, Марья Ивановна подала ей объемистый серый пакет с адресом, надписанным косыми и кривыми каракульками. Сердце Инны дрогнуло и забилось, в то время как дрожащие ручонки девочки вскрывали конверт. Сладкое предчувствие охватило душу девочки. Вся сгорая от нетерпения, она вынула грубый лист почтовой бумаги из конверта и прочла:
"Ваше Высокоблагородие!
Дорогая наша барышня Инночка, поздравляют вас с праздниками и с Новым годом ваши солдатики папашиной роты и желают от Господа Бога милой нашей барышне здоровья. Его Высокоблагородию низкий поклон посылают. Вашей роты солдатики и Тарас-денщик. Покамест, милая наша барышня, прощайте и желаем счастья!"
Затуманенными от радостных слезинок глазами Инна прочла письмо, прижала его к губам и крепко-крепко поцеловала дорогие ей строки. Потом вскочила с постели и как была босая, в одной рубашонке, не выпуская из рук драгоценного конверта, заплясала, закружилась по комнате в своем любимом, медвежьем танце.
- Палтова, вас просят в прием!
Инна была изумлена. Она знала, что дедушка не мог к ней прийти сегодня. Последнее время он реже заглядывал к ней. У него был озабоченный вид, очевидно, что-то необычайное происходило с ним в последнее время, но на все вопросы внучки генерал Мансуров отвечал уклончиво и односложно: "Подожди, запасись терпением, Южаночка, скоро ты все, все узнаешь! А пока скажу тебе только одно: твой дедушка уже приступил к решению задачи".
Девочка ограничивалась этим объяснением и покорно ждала. В прошлый четверг генерал Мансуров зашел всего на минуту к внучке и предупредил Инну, что увидит ее только через неделю, так как ему придется ехать по делу к одному высокопоставленному лицу. Поэтому-то так и изумилась девочка, когда дежурившая в приеме «шестушка» позвала ее туда.
— И кто только мог ко мне прийти, кроме дедушки, сегодня? Сидоренко! Миленький! Ты, Сидоренко!
Южаночка повисла на шее денщика, к немалому смятению классной дамы и воспитанниц. И сам Сидоренко, казалось, не ожидал такой чересчур уж радушной встречи. Его лицо покраснело, маленькие глазки растерянно заморгали, тараканьи усы зашевелились.
— Ваше Высокоблагородие… барышня… Инночка, — растерянно залепетал старик.
— Сидоренко! Сидореночко! Вот радость-то! Вот не ожидала! Ко мне в гости пришел, таракашка ты мой!
— Mesdames! Смотрите! — услышала Инна голос за своей спиною. — На шею солдату виснет, грязному солдату, точно отцу родному, и целует его. Фи! Рыжие усы целует и прямо в губы. А изо рта у него махоркой пахнет и…
— Что? От кого махоркой пахнет? Кто сказал?
Южаночка обернулась.
Среди дежуривших шестых находилась одна «седьмушка». Это была Лина Фальк, за отличие в примерном поведении назначенная самой госпожой Бранд дежурить на приеме. Ее золотушные маленькие глазки впивались в Южаночку ехидным взглядом, лицо скривилось в презрительную гримасу. Кровь бросилась в лицо Инны. Бешенством зажглась ее незлобная душа.
Ее Сидоренко, спаситель дедушки — грязный солдат! От ее Сидоренко пахнет махоркой! Он, друг дедушки, его старая гвардия! Его гордость! Сердце Инны вспыхнуло, закипело, загорелось от обиды в груди.
— Как ты смеешь говорить так? — закричала она.